Группа Хробуста #3: предательство

В предыдущих двух частях мы рассказали об истории формирования и участниках подпольной группы на территории поселка Ивановка и ст. Штеровка Ивановского (ныне Антрацитовского) района, руководил которой Гвардии ст. лейтенант, командир эскадрона разведки 52-го гв. кавалерийского полка 14-й гв. кавалерийской дивизии 7-го гвардейского кавалерийского корпуса Хробуст Иван Авксентьевич.

Деятельность подполья

Подпольная группа просуществовала с марта по 22 июля 1943 года. Из всех вышеупомянутых воспоминаний можно сделать вывод о том, что основные усилия участников подполья были направлены на поддержку раненых и дальнейшее их объединение в отряды, сбор оружия, подготовку к вооруженному прорыву навстречу фронту в момент наступления советских войск. С этой целью была налажена связь с войсками за линией фронта, партизанами и другими патриотическими группами, о которых у нас очень мало сведений. Подтверждением могут служить факты, установленные М.П. Бондаренко в ходе переписки с местными жителями района рейда.

Во-первых, Иван Хробуст после выздоровления не вышел за линию фронта, хотя мог это сделать сам или с помощью местных проводников. В воспоминаниях есть множество примеров, когда летчиков переправляли к своим, так как их специальность важна для фронта. Следовательно, такая возможность существовала.

М.П. Бондаренко 4 октября 1964 г. писал А.С. Мезере:

«Руководитель подпольной группы Иван Хробуст имел связь за линией фронта с нашими войсками. Укрываясь от фашистов, к Хробусту проникли два наших разведчика в конце марта 1943 года. Один из них был одет в женскую одежду. Эта «больная» была даже на приеме у врача Анны Семеновны Коник. Когда Ивановку освободили, то в этот день в больницу заходил автоматчик – разведчик и благодарил за «лечение» врача Коник и сестру Величко».

И от 10 мая 1965 г.:

«Овраг балки через Ивановку. Она, кажется, заканчивается прудом – водохранилищем с водокачкой и проходит рядом с больницей. По ней к Хробусту проникали наши разведчики из Мало-Николаевки и Красной Поляны».

Напрашивается вывод о том, что И.А. Хробуст был важным связующим звеном между подпольем и армией. Вероятно, это произошло стихийно, но со временем имело большое значение.

Во-вторых, на ст. Штеровка действовала группа Жолоса Виктора. 25 марта 1964 г. М.П. Бондаренко писал В.С. Еремеевой:

«У вас на ст. Штеровка проживал в ту пору парень – способный. Так мне писали и Васютина Л.М. и Щербакова А.А. Он даже учился с Щербаковой А.А. в одной школе. Замечательно знал немецкий язык и служил у немцев переводчиком. Зовут его Виктор по фамилии Жолос. Его мать и сейчас живет на ст. Штеровка по ул. Комсомольской недалеко от п/совета. Васютина [Л.М. Буц] писала, что ее парень Наливай Владимир раза два-три заходил к ней с Виктором Жолосом, просто бывал, никаких разговоров не вели в ее присутствии».

Местный житель А.И. Задорожный из п. Ново-Павловка в статье «Подвиг» (нет исходных данных) писал:

«Другая группа подпольщиков действовала в немецкой армии на этом же участке фронта (Колпаково). Но и эта группа была предана. Командиром у них был по имени Виктор – переводчик при немецком штабе. Большинство из них расстреляны, несколько человек сброшены в шурф шахты «Богдан» (г. Красный Луч)».

М.П. Бондаренко не удалось выяснить, была ли группа Жолоса отдельным звеном или частью общего подполья. Это неизвестно и сегодня, однако возникает понимание глубокого проникновения подпольщиков в немецкие структуры управления.

В третьих, в письмах Игнатьевой Марии упоминается некий Вилли – немец. В письме к М.П. Бондаренко:

«Это был по-моему простой солдат. Измученный, бледный (наверное, больной). Ох, как он ненавидел войну. До слез».

И в письме к А.С. Мезере:

«Вы спрашиваете о Вилли – немце. Он дал обещание перевести меня через фронт с письмом о полной готовности наших групп к выступлению. Я посоветовалась с Ваней, он этот вариант одобрил, но мы еще не были готовы. Он [Вилли] был рядовой солдат. Тимка – предатель его хорошо знал, знал и Вилли Тимку. Оказывается его Тимка первого предал, и его расстреляли в Штеровке перед строем. Это я уже узнала, когда вернулась после освобождения нашими частями Штеровки и Ивановки. Так и погиб Вилли бесславно».

Вилли – антифашист; немецкий санитар, который давал бинты и лекарства в Ивановскую больницу; немец – денщик, который позволял Софии Роменской слушать сводки Совинформбюро - скорее всего, не являлись частью подпольной организации. Просто среди немцев тоже иногда встречались люди, сочувствующие местному населению.

В-четвертых, Владимир Наливай, связанный с партизанами Леонтьевских лесов. Кроме того, он ходил в шахты, где находились наши бойцы. Его видели в Городище, Уткино, Селезневке, Ивановке, Штеровке. Везде в шахтах, у местных жителей укрывались конники 7-го гв. кавкорпуса.

Таким образом, молодежная подпольная организация п. Ивановка и ст. Штеровка имела серьезные цели, далеко идущие планы и возможности, но им не суждено было осуществиться.

Аресты и допросы

22 июля 1943 г. начались аресты. Вначале на ст. Штеровка, а затем и в п. Ивановка.

О том, как она была арестована, и о допросах В.С. Еремеева рассказала в своих письмах к М.П. Бондаренко:

«Аресты начались на ст. Штеровка и в больнице. Предупредил об аресте меня Федя Назаренко. Он прибежал, о чем-то пошептался с моим братом [на усадьбе Еремеевых был схрон оружия; как выяснилось позже, брат успел перепрятать оружие и не был арестован], сказал об этом мне, и только он зашел к себе во двор, там уже была засада. Во второй половине дня забрали меня. Это было 23 июля 1943 г., сутки продержали в одиночной камере в Ивановке, затем на шахте 10–10  бис [концлагерь для советских военнопленных] и 25 июля в г. Чистяково. Арестовывалась я полицаями, охрана на шахте 10–10  бис и сопровождение до тюрьмы – власовцы с нашивками РОА. Числа 27-го июля на прогулке в тюрьме пришлось переговорить случайно с Верой Щербаковой. Это еще было до допроса. Она мне сказала, что я не замешана и могу отказываться и что предали нас два бойца из колонии Журавлевка (что за ст. Штеровка). На допросе я во всем отрицала, хотя били меня. Очная ставка была с Руденко Дмитрием. Через все лицо у него был синяк, на нем изорвана одежда, в крови лицо, руки связаны назад. Держался он смело, смотрел прямо. На вопрос – знает ли он меня, он ответил – знает, участвовала ли она в банде с вами, он ответил – нет, не участвовала, заданий не получала никаких. Его ударили при мне несколько раз. Когда выводили его, он посмотрел на меня и мне кажется, улыбнулся. Он подтвердил мою непричастность к этой группе, а немцы ее называли «бандой». Допрос вели немцы. Слышала фамилию начальника тюрьмы, он был русский, его фамилия Соколовский.

С Верой мы были в разных камерах. В это время было много взято молодежи совсем непричастной к этому. Хробуста и Неуча я лично не знала, но слышала о них раньше до ареста от Веры. О Иганатьевой мне сказала Вера, что ей удалось бежать. Дней за несколько до того, как вывезли первую группу из тюрьмы, меня и еще некоторых девушек заставили убирать в камерах. Я попала, в которой был мой товарищ по школе Федя Назаренко. Когда я вошла, все сидели на нарах. Федя назвал меня по имени, рядом сидящий с ним встал, подошел ко мне и сказал: «Так вот Вы какая, Валя!» Я глянула на него, он был весь избит, рубашка изодрана. Был он, почему-то в белых брюках, босой. Говорить было нельзя, так как на пороге стоял надзиратель. Когда я выходила, этот человек был ближе всего к выходу. Я услышала, как он тихо сказал: «Выше голову, смелее!» Я, почему-то подумала, что это был Хробуст.

9 августа вечером их вывезли из тюрьмы, а на следующий день вывезли нас в г. Донецк (Сталино). Здание, в котором мы находились [в Чистяково]было наспех переделано в тюрьму и все, что творилось в коридоре, было слышно в камерах. Камера, в которой я находилась была самая крайняя от выхода и когда открывали камеры и называя фамилии, арестованных строили в коридоре, было хорошо слышно и видно в глазок. Первым назвали Хробуста. Я еще глянула и узнала этого парня, который подходил ко мне в камере. В числе названных были Хробуст Иван, Неуч Леонид, Святошенко Борис, Руденко Дмитрий, Шацкая, Вера Щербакова, Клава Манжула и многие другие фамилии я не запомнила. Нас вывезли на другой день, а еще несколько человек оставались в тюрьме. Их вывезли в Германию в концлагеря. В числе их были Федя Назаренко, Любиев Леонид, Плужник Петр» [и Владимир Омельченко].

Валю Еремееву и Тоню Щербакову с группой молодежи вывезли 10-11 августа в сторону г. Сталино (ныне г. Донецк) на шахту Бутовка и заставили работать в забое. Чудом девушкам удалось убежать оттуда. В.С. Еремеева (Шинкевич) писала:

«Мы пришли домой, но на другой день нас снова забрали и пригнали в Красный Луч, погрузили в вагоны и привезли в г. Енакиево. Из этих вагонов мы снова бежали во время бомбежки. За два дня до освобождения мы вернулись домой. Прятались не только от полицаев, но и от соседей».

Мария Игнатьева смогла бежать из концлагеря на шахте 10-10 бис. О ее удивительной судьбе читайте в первоисточнике.

Предатели

В воспоминаниях очевидцев событий и архивных документах 1944 г. приводится, как минимум, три версии предательства подполья: Николаем Святошенко, Дмитрием Руденко и двумя военнопленными.

М.П. Бондаренко в своих исследованиях обосновал третью версию, которую 15 января 1965 г. описал в письме А.С. Мезере:

«…в группу просочились два типа, не местные. Гончаров Георгий Петрович 1920-25 г.р. Его немцы привезли в январе 1943 года [т.е. до прихода конников] из какого-то лагеря в гражданской одежде, побитого, заросшего, грязного, оборванного. Вот над ним взяли шефство как над «жертвой» фашистов семья Шацкой Евдокии Яковлевны (мать), Роменская София Ивановна (дочь Е.Я.), Мелехова Анна Яковлевна (сестра Е.Я.). Выходили его как родного. А квартира Шацкой была на ст. Штеровка явкой. У Гончарова «Егора» [местные называли его Ягор] появился друг тоже не местный, звали его «Михаил», который бывал на квартире Шацких. Потом же эти «Егор» - «Михаил» оказались в немецкой полицейской форме и вместе с Кукуяшным [полицай из местных] принимали самое активное участие в облаве, обысках, арестах членов группы Хробуста. Они же сопровождали членов группы в Чистяково. Там, скрытые за занавеской опознавали и подтверждали всех членов группы. Кукуяшный теперь «чин» на воле, этих двух «Михаила» - «Егора» нет, скрылись. Костяк группы вместе с хозяевами квартир – явок – расстреляны… Вы знаете, что Грачев (КГБ) да и Горком партии могут и не захотеть шевелить прошлое. Это ведь известные трудности, тем более не у них под боком бывший полицай – охранник склада взрывчатки».

Местная жительница Варвара Яковлевна Лобова (сестра Шацких Евдокии и Анны) подтверждала:

«Ягор. Он был из военнопленных ко мне привели его измученного, голодного и оборванного. Привела Соня. Я привела его в порядок, переодела и некоторое время он жил у меня. Вначале он все время благодарил меня. Как его настоящая фамилия – не знаю. Откуда он родом так же не знаю. Работал он на немецкой дороге, как и все ребята. Потом он ушел от меня и вскоре я его увидела в новой немецкой форме. Он вместе с полицаями производил аресты. Когда забрали Соню, ее мать и тетю, на моих руках осталась Сонина 4-х летняя дочь. Я ему у здания полиции сказала – «так вот, чем ты нас гад отблагодарил». Один немец из комендатуры сказал, что список подал в полицию Ягор. Почему его так звали, не знаю».

Важно, что версия М.П. Бондаренко косвенно подтверждается и единственной выжившей конницей-подпольщицей М.И. Игнатьевой. В письме (предположительно 1971 г., т.к. ее письма к А.С. Мезере датируются этим годом) она писала Михаилу Порфирьевичу:

«Теперь о казаке Тимке [вероятно, путает имя, прошло 28 лет]. Почему я думаю, что он предал нас? Их двое работали конюхами у немцев. Не знаю, конники ли они? Но я сама уговаривала их влиться в нашу группу. Они согласились. Были на нашей сходке в балке за ст. Штеровка. Многих видели. Кажется принесли автомат к Руденко и их заподозрили немцы. После этого начались аресты нашей группы. Когда нас взяли со ст. Штеровки на шахту 10–10  бис, этот Тимка бросил нам такую реплику, о которой я Вам писала. Вот я и заключила, а почему их не арестовали. Они ведь тоже были в нашей группе, их все видели. Ребята их знали (некоторые)».

Дословно о реплике находим в письме к А.С. Мезере (23 мая 1971 г.):

«В нашу группу вошли два парня казаки, одного звали Тимка, они нас и предали. Когда нас вели в Чистяково он так нагло бросил нам реплику: «Что попались сталинские проститутки» (извините за грубость) это было дословно им сказано и я никогда не забуду».

Кукуяшный

Через 21 год после фашистской расправы над группой Хробуста стало очевидным, что Николай Святошенко и Дмитрий Руденко стали жертвами оговора. Однако это не единственный казус в этой истории. Полицай, который принимал самое активное участие в выслеживании, аресте, допросах, пытках подпольщиков, отсидев срок за простое пособничество оккупационным властям, вернулся домой и спокойно работал в охране порохового склада. Очевидно, так было бы и далее, если бы не расследование М.П. Бондаренко.

Михаил Порфирьевич 23 декабря 1963 г. писал А.С. Мезере:

«Его имя отчество Иван Самойлович и он живет и здравствует в районе Красного Луча, шахты Ново-Павловская, а его, по сути, необходимо было или вечно держать на каторге или расстрелять, так как он способствовал расстрелу членов группы Хробуста, их аресту и избиению, как он преследовал Володю Наливая. В то время трибунал не знал, что Кукуяшный принимал участие в разгроме, аресте, пытках членов группы Хробуста, а группа была организованной, ее действия были направлены против фашизма. С юридической точки зрения это другое дело и Кукуяшный получил бы другой приговор. По делу Краснодонцев в 1953 году арестовали бывшего замначальника полиции Подтынного, судили и расстреляли. И у него (Кукуяшного) имеется еще нахальство бывать в Ивановке, ст. Штеровке на глазах родителей расстрелянных подпольщиков и говорит матери расстрелянного Дмитрия Руденко – Ольге Андреевне так: «Андреевна, помните, я Вашего Митьку не избивал и не арестовывал», все это было сказано с тоном угрозы, а в действительности, он арестовал Дмитрия и так избивал, что лицо сделалось сплошным кровоподтеком. Мне думается, что Кукуяшный приезжал не зря на ст. Штеровка. Теперь он узнал наверное, что группу Хробуста утвердили и теперь побаивается, чтобы его дело не пересмотрели, поэтому наносит визиты. На ст. Штеровка он был у матери Омельченко Владимира. Эту женщину так уговорил, что она, боясь, отказывается от всего. Кукуяшный принимал самое активное участие в аресте партизан, в обысках, избиении. Арест произошел по доносу и Кукуяшный знает предателей. Они тоже были полицаями. Гончаров Георгий Петрович, второй Михаил. Они вместе с Кукуяшным арестовывали патриотов, были на очных ставках в Чистяково.

Конечно, с Кукуяшням это уму не постижимо. О нем я писал в Краснолучский Горком Майбороде [Василию Васильевичу] и КГБ подполковнику Грачеву [Григорию Иосифовичу] в самом начале этого года. Кукуяшного нельзя рассматривать как простого немецкого полицая, его следует рассматривать как одного из участников (активного) разгрома и уничтожения антифашистской группы Хробуста. Ведь он (Кукуяшный) охотился за членом группы Наливаем Владимиром, преследовал его и в Грабово. Когда его судили, трибунал не располагал данными о группе Хробуста».

И.С. Кукуяшный был арестован. Подтверждение этому факту находим в письме М.П. Бондаренко к А.С. Мезере от 10 мая 1965 г.:

«Я удовлетворен тем, что Кукуяшного взяли на работе. Интересно, как и когда? …если будет стоять вопрос о трибунале, то его могут сделать открытым с присутствием родителей и родственников расстрелянных, которые проживают в Ивановке и на ст. Штеровке…».

О дальнейшей судьбе полицая Кукуяшного пока нам более ничего не известно.

По следам героев

Летом 1966 г. в п. Ивановка, ст. Штеровка, в г. Красный Луч и г. Торез побывал сын И.А. Хробуста – Хробуст Анатолий Иванович. Этой поездке во многом способствовал М.П. Бондаренко. Михаил Порфирьевич был уверен в том, что люди, знавшие лично Ивана Авксентьевича, больше расскажут сыну об отце. Он также надеялся на то, что Анатолию Ивановичу как прямому потомку удастся получить более подробную информацию от сотрудников Торезского отдела КГБ о месте содержания под арестом, казни и захоронения И.А. Хробуста.

Анатолий Иванович с большим интересом расспросил свидетелей событий о своем отце. К сожалению, на месте захоронения он так и не побывал. Правда заключалась в том, что никто не знал, где были казнены подпольщики и где они похоронены.  

18 января 1967 г. А.И. Хробуст получил ответ на свой запрос из Торезского отдела КГБ. Сотрудник Курнов сообщал:

«…единственно, что мне пока удалось установить, это разыскать список немецкой полевой жандармерии периода немецкой оккупации г. Тореза, из которого видно, что были арестованы и содержались под арестом: Хробуст Иван, Руденко Дмитрий, Ломов Михаил, Пилипенко Михаил, Святошенко Борис, Мелихова Анна, Манжула Клавдия, Шацкая Евдокия, Исаков Николай, Неуч Алексей [Леонид], Щербакова Вера – 11 чел. О судьбе указанных лиц нам пока ничего не известно».

К сожалению, данная информация лишь подтверждала и без того известные факты за исключением личности Исакова Николая. Мы и сегодня ничего не знаем о нем. Названные же выше, другие 10 человек, точно были расстреляны 9 августа 1943 г.  

Место пребывания подпольщиков до казни нам помогла установить статья «Под насыпью», опубликованная 18 сентября 1988 г. в газете «Комсомольская правда», автор А. Калинин (архив Н.Д. Романова). Вероятнее всего это был концентрационный лагерь на ст. Чистяково п. Центральный (ныне г. Торез).

В данной статье поднимался вопрос о том, что на ст. Чистяково во время войны в концлагере условия содержания арестованных были настолько ужасающие, что люди массово умирали от ран, голода и издевательств. Умерших военнопленных и гражданских хоронили просто в ямах, расположенных вдоль насыпи. После войны на месте захоронений началась хозяйственная деятельность, но при строительстве водопровода обнаружилось большое количество человеческих костей.

Председатель общественной инспекции охраны памятников, участник войны Н.Ф. Брусинцов писал в редакцию:

«В июне [июле] 1943 г. в одном из писем к нам на ул. Почтовую, где я тогда жил с матерью и братом пришла незнакомая женщина и передала записку. В ней говорилось, что в лагере п. Центральный [ныне центр г. Тореза] находится мой двоюродный брат Володя Омельченко, который жил на ст. Штеровка. Семнадцатилетний брат с группой молодежи был арестован за патриотическую деятельность. Я с матерью пошел на встречу с братом. Его нельзя было узнать, настолько он был избит и покалечен при допросах и пытках. Мы с ним разговаривали через колючую проволоку. Брат говорил, что в лагере сущий ад. Каждый день роют братские могилы и хоронят умерших от голода и пыток…».

Ключевой в этой публикации стала для нас фамилия Омельченко. Владимир с другими подпольщиками содержались именно в этом концлагере, хотя подобный лагерь находился и на ст. Рассыпная. К сожалению, место гибели и захоронения героев так и остаются неизвестными.

Память

С момента создания группы Хробуста прошло уже 80 лет, и мы приближаемся к скорбной дате ареста и расстрела подпольщиков.

Очевидно, что о подполье было известно еще в период оккупации, о чем свидетельствуют «Материалы о борьбе трудящихся Ивановского района с немецко-фашистскими захватчиками (неофициальные). Сентябрь 1944 г.» [П. 1790, о. 1, св. 7, д. 65]. После освобождения поселков особый отдел фронта проводил расследование. Опрашивались местные жители, среди них и оставшиеся в живых подпольщики. Следователей интересовали полицаи, предатели, пособники фашистского режима и их деятельность, а вот информация о подпольной группе воспринималась ними как средство «обелить» себя. Некоторым участникам подполья были вынесены приговоры за сотрудничество с оккупационными властями. Время было тяжелое, война продолжалась, и решения принимались жесткие.

После войны опрашивались вернувшиеся с фронта Федор Назаренко и освобожденный из концлагеря Владимир Омельченко. В.С. Еремеева, не единожды посещавшая Краснолучский горотдел КГБ по просьбе М.П. Бондаренко, писала:

«Побеседовать пришлось с Г.И. Шороховым. Он положил весь материал о группе на стол, который состоял из моих показаний, Назаренко и Омельченко Владимира. За 1946 г. больше никаких материалов нет. Работает же Шорохов в органах КГБ с 1949 г., сначала в Ивановке, затем в Красном Луче. Он сказал, что вопрос о группе так и остался незаконченным».

Незавершенное расследование вылилось годами неверия, обиды и безразличия. Возможно, все так бы и закончилось, если бы не исследователь боевого пути 7-го гв. кавкорпуса М.П. Бондаренко. С помощью бывшей подпольщицы группы Хробуста В.С. Еремеевой  он сумел организовать местных жителей – участников событий, собрать с их помощью  свидетельства и добиться утверждения группы Краснолучским городским комитетом партии 5 марта 1964 года. Однако награждения подпольщиков орденами и медалями добиться так и не удалось.

В мае 1972 г. не стало М.П. Бондаренко. Его рукопись «Глубокий рейд» с описанием истории группы Хробуста была утрачена (в нашем блоге опубликованы известные фрагменты рукописи и биография Михаила Порфирьевича). В 1982 г. исследованиями занялся писатель А.М. Сушко. Его роман «Хробуст» тоже так и не был закончен. В 2005 г. Н.Д. Романов в пятитомнике «День за днем и жизнь за жизнью. 1941–1945 гг.» опубликовал воспоминания о группе Хробуста, собранные членами клуба «Подвиг» и не только. Они впервые стали доступными широкому кругу читателей. Вот так десятилетиями память жила в архивах и сердцах небезразличных людей.

30 июня 2023 г. Луганский краеведческий музей с целью научно-исторических исследований организовал экспедицию в п. Ивановка. Первым делом мы побывали в местной школе в гостях у  В.Е. Петриченко – заведующей библиотекой, внучки подпольщицы В.С. Еремеевой. Виктория Евгеньевна показала нам школьный музей, которым тоже заведует. Многие экспонаты в 60-70-е гг. были собраны бывшим учителем истории Токаревой Анной Ивановной. Копии фотографий подпольщиков, портрет Ивана Хробуста, нарисованный местным художником В.В. Шороховым, схема выхода 7-го гв. кавкорпуса из рейда, изготовленная прадедом В.Е. Петриченко пополнили наш архив.

У  братских могил в центре поселка нас встретили местные жители Анатолий Иванович и Владимир Иванович Еремеевы, а так же Сергей Иванович Омельяненко. Старожилы поведали нам всё ту же историю о подполье, рассказали интересные, доселе неизвестные подробности – после Ивановской больницы И. Хробуст и М. Пилипенко некоторое время жили на ул. Таганрогской в доме Рыбицкой (Краснобаевой) Марии Васильевны под видом родственников.  Поселила она их в сарайчик, а за стенкой в доме жили немцы.  Позже местные пристроили их охранниками на ст. Штеровка.

На наш вопрос – был ли когда-либо установлен памятный знак в честь ивановского подполья, краеведы ответили, что мемориал с фамилиями членов группы Хробуста был сооружен только в 2021 году по инициативе А.И. Еремеева силами и средствами местных жителей. К сожалению это правда, хотя еще в 60-е гг. М.П. Бондаренко обращался к местным властям с просьбой увековечить память о героях-подпольщиках.

Еще одним знаковым для нашей экспедиции местом была Ивановская больница. В зарослях деревьев едва виднелись постройки отдельных зданий до сегодняшнего дня не утративших черт былого величия.  Она была построена в 1903 г. на средства купцов и земства. Являла собою комплекс зданий и сооружений, обеспечивающих лечение больных, хозяйственную часть и жилье для врачей. Территорию окружал когда-то удивительный по красоте парк. Однако годы и безжалостная эксплуатация взяли свое.

Перед расстрелом Иван Хробуст рассказал своему товарищу-подпольщику Феде Назаренко о том, что в подвале Ивановской больницы спрятал свой партбилет, орден и пистолет. Большинство зданий больницы превратились в руины, которые, очевидно, никогда не отдадут эти вещи, но каждый местный житель знает, какие реликвии хранятся в самом сердце их родного посёлка.

Автор: Светлана Трошина, научный сотрудник Луганского краеведческого музея