Каждый, кто хотя бы один раз был на Мамаевом кургане, навсегда сохранит в памяти длинную бетонную стену, напоминающую развернутое знамя, и запомнит слова, высеченные на ней: «Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?».
Но не каждый знает, что эти волнующие, обжигающие душу строки посвящены воинам полка Маркелова [Маркелов Иван Сергеевич (1906)], насмерть стоявшим на огневом рубеже у Волги. Мало кто помнит и о том, что слова, которые читаем сейчас мы и которые будут читать благодарные нашим современникам потомки, принадлежат выдающемуся писателю и публицисту Василию Гроссману [Гроссман Василий Семенович (1905)]. А впервые они были опубликованы 46 лет назад, когда в газетах «Красная Звезда» и «Правда» появился его очерк «Направление главного удара».
Железный ветер бил в лицо, а они все шли вперед, и, наверно, чувство суеверного страха охватило противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они.
Да, они были смертны. [...] Да, они были простыми смертными и мало кто уцелел из них, но они сделали свое дело!
[Прим. ред.:
Налицо различия в тексте фразы в очерке и на Мамаевом кургане. А в некоторых послевоенных публикациях Василия Гроссмана вообще приводится иной текст, в том числе с иной пунктуацией.
При этом очерк, опубликованный в 1944 г. отдельной брошюрой серии «Из фронтовой жизни» (издательсто «Правда»), до запятой совпадает с оригинальными газетными публикациями 1942 г.
А теперь к различиям. В книге 1957 г. «Фронтовые очерки о Великой Отечественной войне» (сост. В. Катинов) текст следующий:
Железный ветер бил в лицо, и они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватило противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?
Да, они были смертны. [...]
Да, они были простыми смертными, и никто из них не вернулся назад.
В книге В.С. Гроссмана «Годы войны», изданной в 1989 г. (уже после его смерти), текст более похож на оригинальный газетный очерк 1942 г., но всё же приближается к версии на Мамаевом кургане:
Железный ветер бил в лицо, и они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватило противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?
Да, они были смертны. [...]
Да, они были простыми смертными, и мало кто уцелел из них, но они сделали свое дело.
Похоже, что исходная фраза Василия Гроссмана подверглась редактуре в ходе создания мемориального комплекса на Мамаевом кургане. Заострю внимание, что автор фразы там не указан явно, о чем и далее и пишет Михаил Ингор в 1988 г. Особый интерес представляет авторство второй части, практически полностью переписанной, но взятой почему-то явно в кавычки, как бы намекающие про цитирование:
Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку? Смертны ли они?!
"Да, мы были простыми смертными, и мало кто уцелел из нас, но все мы выполнили свой патриотический долг перед священной Матерью-Родиной."
Похожий ответ вторит нам и на стенах-руинах Мамаева кургана, но здесь о героях Сталинграда уже сказано в третьем лице, как и у Василия Гроссмана:
Все они были простыми смертными
Конец прим. ред.]
В жертву конъюнктуре застойного времени, делению писателей на угодных и неугодных были принесены когда-то фамилия и имя автора проникновенных строк на Мамаевом кургане... Одного лишь не учли усердные исполнители приказов «сверху»: можно срезать надпись, но нельзя вырубить ни одного слова из народной памяти. Именно она возвращает меня к суровым ноябрьским дням 1942 года, когда к нам в дивизию прибыл Василий Гроссман...
Нам, политотдельцам дивизии Гуртьева [Гуртьев Леонтий Николаевич (1891)], довелось видеть, как корреспондент «Красной Звезды» В. Гроссман готовил свой очерк. Он прибыл к нам за несколько дней до того, как под Сталинградом войска перешли от обороны к наступлению. Ему, конечно, надо было спешить. Очевидно, поэтому он не фиксировал эпизоды, хотя многие из них были по-фронтовому выдающимися. Так, лейтенант Борис Шонин [Шонин Борис Петрович (1918)] уничтожил из противотанкового ружья самолет и четыре танка противника, старший сержант Василий Болтенко [Болтенко Василий Яковлевич (1915)] подбил 15 вражеских танков...
– Потребуются ли вам приказы, политдонесения, наградные листы? – спросили мы Гроссмана.
– Требуется живое слово прежде всего. – ответил он.
И надо было видеть, слышать, как задушевно беседовал корреспондент с воинами. Старшина Трифон Шевченко [Шевченко Трифон Ефимович (1904)] задал вопрос, который волновал всех и каждого: «Когда же наконец будет открыт фронт «с другого боку?».
– На этот вопрос, пожалуй, лучше ответит «полевая почта», – и Гроссман с улыбкой посмотрел на солдата с кожаной сумкой на плече.
– Красноармеец Карнаухов [Карнаухов Александр Александрович (1903)]! – бодро доложил почтальон и с солдатским юмором отрапортовал: – Мне по данному вопросу о замыслах союзников пока ничего неизвестно. Наше дело скромное: вы пишете – мы письма отправляем.
– А ты, Александр свет Александрович, покажи товарищу писателю свою записочку, что сохраняет тебя между двух огней.
Гроссман прочитал: «Красноармеец Карнаухов А.А. действительно является почтальоном. Ему доверяется доставлять письма и газеты как с левого берега р. Волги на правый, так и с правого берега на левый, что подписью и печатью удостоверяется».
– Так в чем же здесь дело? – недоуменно пожал плечами писатель.
– А в том, – объяснил Карнаухов, – что, когда я следую с левого берега на правый, в Сталинград, на меня смотрят весьма положительно: в самое пекло человек лезет. А вот когда возвращаюсь на берег левый, кое у кого могут возникнуть подозрения: из Сталинграда бежит, не трус ли? А я ему – записочку: читай, мол, не драпаю.
Собеседники писателя рассказали тогда Василию Семеновичу о своих товарищах, которые храбро сражались и всегда заботились о том, чтобы солдат на войне во всякое время был накормлен, исправно одет, обут, обеспечен боеприпасами. Побеседовав в подразделениях, Гроссман встретился с командиром и комиссаром дивизии Гуртьевым и Свириным [Свирин Афанасий Матвеевич (1906)], с командирами полков Чамовым [Чамов Андрей Сергеевич (1905)] и Фугенфировым [Фугенфиров Генрих Аронович (1907)], с работниками штаба и политотдела.
А дней через десять после пребывания Гроссмана в дивизии гуртьевцы уже слушали по радио очерк «Направление главного удара». Слушали, переживали, плакали, восторгались. Как правдиво, сильно, проникновенно написано о том, что еще так свежо в памяти! В адрес дивизии из разных мест поступали отклики. Высказывая свои чувства, люди восхищались подвигами защитников завода «Баррикады», выражали соболезнования родным и соратникам погибших героев. Были письма – обязательства: будем трудиться еще лучше, еще самоотверженней.
Трогательно откликнулись на очерк и дети командира дивизии Леонтия Николаевича Гуртьева. «Дорогой папа, – писал с Дальнего Востока сын – лейтенант. – Сегодня я прочел в «Правде» очерк писателя Василия Гроссмана о том, как воюют наши сибиряки. Не могу выразить словами восхищение вашим героизмом. На меня, носящего твою фамилию, легла задача оправдать ее в борьбе с фашизмом. Для этого я должен попасть на фронт. Отец, помоги мне в этом. Жду с нетерпением ответа. Твой сын Игорь [Гуртьев Игорь Леонтьевич (1921)]».
Старший сын Леонтий [Гуртьев Леонтий Леонтьевич (1915)], тоже лейтенант, воевавший на Калининском фронте, обратился к отцу с такой же просьбой. Отец, с присущей ему скромностью и щепетильностью, ответил сыновьям: служить надо там, где велит Родина. К слову, после гибели в бою генерала Гуртьева младший сын добился перевода в гуртьевскую дивизию. Игорь храбро сражался в Белоруссии, Польше, Восточной Пруссии. Но на подступах к Балтийскому морю, выполняя боевое задание, гвардии капитан Игорь Леонтьевич Гуртьев погиб.
Пройдет четверть века, и маршал Чуйков в своих мемуарах отметит, что очерк Василия Гроссмана «Направление главного удара» потрясающе искренен [Прим. ред.: к сожалению, пока не удалось найти цитату в книгах В.И. Чуйкова, подтверждающую это]. А сегодня литературоведы дружно причисляют его к советской военной классике. Так что слова, на века оставшиеся на стенах Зала воинской славы мемориала на Мамаевом кургане («Да, мы были простыми смертными и мало кто уцелел из нас, но все мы выполнили свой патриотический долг до конца перед священной Матерью-Родиной»), с полным правом относятся и к написавшему их Василию Гроссману, автору изданной недавно поразительно правдивой и глубокой книги о Сталинградской битве – «Жизнь и судьба».
М. ИНГОР [Ингор Михаил Лазаревич (1912)],
ветеран гуртьевской дивизии, писатель.
(Специально для «Волгоградской правды»), г. Москва.
Ингор М. Строчки из «Каменной книги». Зарницы памяти // Волгоградская правда. – 1988. – 30 июня (№ 151).
(ранее этоm очерк публиковался в сборнике «Сталинградская битва – «решающий аргумент» Второй мировой войны. Материалы научно-практической конференции 30 января 2015 года»
– не полностью и в иной редактуре)
Распознавание, верстка, редактура, подбор иллюстраций: Михаил Галушкин mmg@boevayaslava.ru
